Итак, начинаем сначала.
В 6.30 наблюдатель выходит на площадку.
Он выходит на площадку четыре раза в сутки. Таково расписание его работы.
Но погода не считается с этим расписанием. Она-то работает непрерывно все двадцать четыре часа. И следить за ней надо было бы все время, а не иногда только. Взять хотя бы давление. Надо знать, падало оно или поднималось за последние часы. Может быть, оно сначала падало, а потом остановилось, или наоборот.
Но как же наблюдать непрерывно? Ведь нельзя же у каждого прибора поставить часового и сменять часовых, как в карауле.
Тут есть только один выход: сделать так, чтобы сама погода вела свой дневник. Раз у нее двадцатичетырехчасовой рабочий день, пусть она сама и работает на станции бессменным наблюдателем. Пусть ведет и записывает наблюдения.
Когда мы пишем, мы берем в руки перо.
А как дать в руки перо воздуху-невидимке? Ведь у него и рук-то нет.
Руку ему можно сделать искусственную.
Пусть он сжимает, как мышцу, упругую коробку со стальной пружиной внутри. Пусть эта мышца шевелит рычагами, как пальцами. А пальцы пусть держат перо.
Достаточно будет воздуху сильнее надавить — и перо пойдет вверх. Стоит воздуху ослабить давление — и перо поведет черту вниз.
Но записывать давление надо не как придется, а точно по часам.
Как же заставить погоду смотреть на часы?
Часы сами могут помочь делу. Можно устроить так, чтобы они вовремя подставляли бумагу под перо.
Для этого надо заранее разметить часы и дни на бумажной ленте и этой лентой обернуть барабан. Часовой механизм будет вращать барабан, и перо будет записывать давление непрерывно, минута за минутой, час за часом. Когда мы пишем, у нас перо идет вдоль линейки по бумаге, а тут бумага проходит под пером.
Так погоду можно научить грамоте. А грамотная погода может записывать не только давление, но и влажность, и температуру, и осадки.
Для записи влажности надо вместо упругой коробки взять волосок. Волосок будет делаться то длиннее, то короче, смотря по тому, сырая погода или сухая. Укорачиваясь, волосок будет тянуть рычажок, удлиняясь — отпускать. А рычажок будет приводить в ход перо.
Снег может писать, нажимая своей тяжестью на весы. Дождь может писать, поднимая и опуская поплавок. Жара и холод могут сжимать и растягивать пластинку, составленную из двух разных металлов: один металл будет расширяться от жары больше, другой меньше, а это заставит пластинку изогнуться и повернуть рычажок.
Солнцу и тому можно приказать отмечать свою явку на работу. Для этого надо только подставить на пути солнечных лучей зажигательное стекло. Яркое пятнышко будет прожигать на ленте черную дымящуюся дорожку. А ленту надо разделить на часы, чтобы знать, когда именно солнце сияло и когда скрывалось за тучами.
Значит, на станции наблюдателю могут помочь сами стихии. И стихии прилежно делают свое дело. Небо само записывает, сколько оно дает света земле. А земля тоже сама ведет счет своему невидимому темному излучению, которое она по ночам возвращает мировому пространству.
Приборы измеряют то, чего не могли бы уловить самый зоркий глаз и самое чуткое ухо.
Есть приборы такие чуткие, что наблюдатель боится подойти к ним, прячется от них, особенно если он одет в белое. От белой одежды на прибор падает отраженный свет и заставляет отклоняться чувствительную, дрожащую стрелку.
Источник: